Резня в Ходжалы еще одна позорная страничка Истории России
Данная статья приурочена годовщине большой трагедии, которая произошла на Кавказе в 1992 году. И это даже сложно назвать трагедией – это настоящий ад на земле. Такого зверства, которое было проявлено войсками против мирного населения, человечество не видело со времен Второй Мировой войны. Речь в данной статье пойдет о штурме города Ходжалы, который проводился в ночь с 25 на 26 февраля.
Расскажем обо всем по порядку, с чего все начиналось, что стало причиной всего этого. В то время город Ходжалы входил в состав Нагорно-Карабахской автономной области. В тот момент, когда начался распад Советского Союза, между Арменией и Азербайджаном стал нарастать этнический конфликт. А к 1991 году этот конфликт перерос в открытую войну.
Город Ходжалы являлся важным стратегическим объектом, так как здесь был единственный в Нагорном Карабахе аэропорт, а также через город шли дороги из Агдама в Шушу, из Аскерана в Ханкенди (Степанакерт). Армения с самого начала конфликта хотела заполучить город, а также устрашить этим всех азербайджанцев, которые проживали в то время в регионе.
Кольцо над городом начало сужаться еще с 1991 года, с октября месяца. С того времени были отрезаны все наземные дороги, которые связывали город с другими населенными пунктами. Оставался только один способ связи – вертолет, периодически прилетавший в город. Но в последние дни перед штурмом и вертолеты перестали летать, так как была большая вероятность быть сбитым. Последний вертолет вывез из Ходжалы 300 человек. Было это 13 февраля. Все время, пока армянские военные группировки блокировали город, продолжались артиллерийские обстрелы гражданских объектов. Состоянием на февраль месяц в городе оставалось около 3 тысяч мирных граждан.
Обороняли город отряды милиции, ополченцы и национальная армия – всего около 300 человек. Атакующая сторона же имела в распоряжении более 2 тысяч солдат, а также бронированную технику. В итоге их численность превышала количество обороняющихся в 10 раз.
Штурм города начался 25 февраля в 11 вечера с мощного артиллерийского обстрела. Армянские войска и части 366-го полка вошли в город с трех сторон около часа ночи. Уже к 7-м утра последний очаг сопротивления был подавлен. Мирные люди начали поспешно покидать город, двигаясь в двух направлениях: с восточной стороны, двигаясь по руслу реки на северо-восток, и с северной стороны, двигаясь в том же направлении, но оставляя Аскеран по правую сторону. По второму направлению шло меньше беженцев. Основная масса жителей шла как раз по первому направлению вдоль русла реки.
Еще даже не покинув город, по мирным жителям был открыт огонь. Стреляли вошедшие в город солдаты 366-го мотострелкового полка. Тем же, кто сумел покинуть город, по пути к Агдаму постоянно подвергались обстрелу армянскими группировками. Стреляли без разбора: в женщин, детей, стариков, всех, кто спасался бегством.
В городе же осталось около 300 человек, которые так и остались прятаться в домах и погребах после артиллерийского обстрела. После захвата города они были взяты плен, после чего и перевезли в Ханкенди (Степанакерт). Многие из них подвергались насилию, другие же были отправлены в рабство в армянские семьи. Многих из них убили, другие скончались, не выдержав систематических издевательств, избиений и пыток.
Всего по официальным данным, в ходе штурма и дальнейшего преследования покидающих город мирных жителей было убито 613 человек, из которых: 63 детей, 106 женщин, 70 пожилых. Раненными в Агдам было доставлено 487 человек, из которых 76 детей. Всего за одну ночь армяне и русские уничтожили полностью 8 семей, 25 детей оставили сиротами, 130 детей лишили одного из родителей. В заложники попало 1275 человек. Без вести пропало 150 человек.
Но что самое страшное, так это то, что это было не просто убийство, а издевательство, глумление над уже погибшими, или теми, кто уже был при смерти. На многих трупах, доставленных в Агдам (около 200 тел) явно были видны следы бесчеловечного обращения армян и солдат 366-го полка. Это же подтверждают и слова очевидцев, которые видели все это собственными глазами:
Санубар Алекперова, жительница Ходжалы:
«...Гасанабад, Мехтикенд, Боздагы - со всех сторон стреляли. От грохота БМП, вошедших в Ходжалы, содрогалась земля. Сначала женщинам и детям велели спрятаться в подвалы.
Потом пришел глава исполнительной власти Эльман Мамедов и сказал, что надо спасаться, иначе всех уничтожат. Начальник аэропорта Алиф Гаджиев повел нас через лес в сторону Агдама. Вблизи села Нахичеваник попали в засаду. То, что я здесь увидела, мне никогда не забыть: образовалась гора из трупов. И мать мою застрелили. Дочерей моих Севиндж и Хиджран ранили. В тот же миг и в меня попала пуля. Молодые женщины и дети в судорогах умирали на снегу. С нами была рация. Мы кричали о том, что происходит, молили о помощи. Но помощь не пришла».
Джамиль Мамедов, житель Ходжалы:
«Войдя в город, танки и бронетранспортеры разрушали дома и давили людей. За русскими солдатами шли армянские боевики. Прихватив с собой 5-летнего внука и 14 тысяч рублей, я побежал в сторону леса. Чтобы ребенок ночью не замерз, я снял свою одежду и укутал его. Но это не помогало. Пришлось зарыться с малышом в снег. Утром; поняв, что ребенок не выдержит, я направился в ближайшее армянское село Нахичеваник, где нас встретили вооруженные армяне. Я умолял их взять деньги и ради ребенка пропустить нас в Агдам. В ответ меня избили, ограбили и отвели к коменданту села.
Тот приказал запереть нас в хлеву, где уже находились азербайджанские женщины и дети. В хлеве нас держали 4 дня, не давали ни есть, ни пить. Но злу нет предела. Когда через 4 дня меня с внуком доставили в Аскеранский район, там началось такое, что хлев в Нахичеванике вспомнился как рай.
Иностранные наемники (я знаю армянский язык и отличаю местного армянина от приезжего) выдернули у меня ногти на ногах. Негры же, находящиеся среди армян, высоко подпрыгивая, били меня ногами по лицу. После пыток, продолжавшихся несколько часов, меня обменяли на арестованного армянина. А внука моего отобрали. Ничего не знаю и о судьбе жены и дочери».
Сария Талыбова, жительница Ходжалы:
«...Нас привели на армянское кладбище. О том. что здесь произошло, мне трудно рассказать 4 молодых турка-месхетинца и 3 азербайджанца были принесены в жертву на могиле армянского боевика. Несчастным отрезали головы. После этого солдаты и боевики на глазах у родителей стали истязать и убивать их детей.
Потом трупы с помощью бульдозера сбросили в овраг. Потом привели двух азербайджанцев в форме национальной, армии и отвертками выкололи им глаза...»
Джанан Оруджев, житель Ходжалы:
«Мы пытались прорваться через лесопосадки в Агдам, но вблизи села Нахичеваник были встречены шквальным огнем солдат и боевиков. Немало детей и женщин было истреблено. Сына моего расстреляли. 16 лет ему было. Забрали у меня дочь 23-х лет с детьми-близнецами и вторую дочь, 18-летнюю, беременную».
Мушфик Алимамедов, житель Ходжалы, во время бегства из города был ранен и два дня пролежал в снегу:
«...Оружие у нас было - автоматы, ружья, пистолеты. Не было боеприпасов, еды. Долгая блокада истощила всех 25 февраля вечером армяне начали обстрел, а в полночь пошла в наступление бронетехника. Вначале был захвачен и сожжен аэропорт. Они не щадили никого - ни стариков, ни женщин, ни детей. Много людей было заживо сожжено в домах, особенно вблизи аэропорта. Страшный запах горелого мяса до сих пор преследует меня...
Большинство защитников полегли на поле боя. Оставшиеся в живых искали спасения в лесу в направлении села и, чтобы пробраться в Агдам. Вблизи армянского села Нахичеваник, что на дороге в Агдам, они попали в засаду. Много жителей погибло в засаде у села. Там же погиб спешивший на помощь женщинам начальник аэропорта Ходжалы, организатор бесперебойной работы аэропорта Алиф Гаджиев, за голову которого армяне уже давно назначили награду».
Минеш Алиева, жительница Ходжалы, 50 лет, огнестрельное ранение в руку:
«...Мы брели по лесу, проваливаясь в глубокий снег. Когда переходили дорогу, в меня попала пуля. Я упала и не могла подняться. Откудато из лесу, изза укрытий велась частая стрельба. Алиф схватил меня и выволок на обочину дороги. Потом он залег в кустах и дал очередь по обстреливающим нас боевикам. Стрельба из лесу на какоето время прекратилась. Алиф закричал женщинам, которые лежали на другой стороне дороги, не смея поднять голову, чтобы они быстрее переходили. Он периодически стрелял, и каждый раз боевики затихали. За это время около двадцати женщин и детей перебежали дорогу. Когда Алиф стал менять магазин армяне открыли ответный огонь. Одна из пуль попала Алифу прямо в лоб. Это было жуткое зрелище...»
Мурвет Мамедов, раненый, девять лет.
«Меня ранили в ногу, а брата Ахмеда - в руку. Он старше меня, ему уже одиннадцать лет. Я видел, как они отрезали уши у мертвых. У одной тетеньки вытаскивали золотые зубы прямо изо рта. Я боялся, что они и у меня выдернут зубы».
Сусан Джафарова, 1968 года рождения:
“Я — медсестра. Мы с врачом несли на носилках раненого. Вместе с группой односельчан перешли железнодорожный мост и реку Гар-гар. В ледяной воде я потеряла обувь. Долго прятались в заснеженном лесу, окруженном со всех сторон армянскими боевиками. У одной женщины был на руках 9-месячный ребенок. Он громко плакал. Из-за него нас всех могли обнаружить. Мать в страхе зажимала ему рот. Когда они добрались до Агдама, малютка почти не дышал... Мы вышли на поляну возле армянского села Нахичеваник. Там уже лежало много убитых. Послышалась армянская речь. Я упала на землю и притворилась убитой. Они ходили рядом и добивали тех; кто стонал и шевелился... Всю остальную дорогу я ползла, так как уже не могла идти...”
Рафаель Иманов,сержант милиции,житель Агдама. Помогал убирать мертвых.
«Ложбина на дороге Нахчиваник-Аскеран была полна телами мертвых азербайджанок. Ноги женщин были связаны их же чулками. У некоторых были отрезаны пальцы рук, у некоторых - уши. Армяне отсекали безымянные и средние пальцы и уши, чтобы не тратить времени на снимание колец и серег. Эта страшная картина до сих пор снится мне».
Юрий Романов российский телерепортер:
«Когда мы приезжаем, наконец, к госпитальному поезду, (поезд стоял на железнодорожной станции в Агдаме) на платформе и в вагонах идет кровавая работа. Одна за другой к перрону подъезжают машины с горящими фарами, и с них сгружают уж совсем непривычных раненых: женщин, детей и стариков. Мужчин почти нет...
— Откуда привезли? — спрашиваю очумевшего водителя.
— Ходжалы... — машет он рукой, и как только кузов освобождается, машина рывком трогается и уезжает...
— А это откуда? — спрашиваю второго водителя, привезшего в салоне «уазика», в просторечии называемого «буханка», целую семью. Израненные, все в крови, женщина и трое детей. Глава семьи лежит на железном полу без признаков жизни. Четвертого ребенка, окровавленный сверток, женщина покачивает в руках... Когда глохнет перегруженный двигатель, становится слышно, как женщина тихо поет колыбельную без слов:
— Аа-аа-аа-а!
— Мама! Мамочка! — дергают ее за рукав мальчик и две девочки постарше... Они тоже покалечены или ранены, их одежда также залита кровью. Но мать на них внимания не обращает...
— Ходжалы... — говорит водитель, помогая выйти из машины раненой женщине с мертвым ребенком.
Одна за другой подходят машины с ранеными. На дороге образуется целая колонна разномастных автомобилей с горящими фарами. Один из водителей, садясь в кабину, замечает:
— У нас только свадебные колонны вот так днем с фарами ездят...
А кровавая «свадьба» продолжается...
По перрону вдоль состава мечется плотный подполковник медицинской службы. У него землистое лицо и одышка человека, у которого не в порядке сердце. Но необходимость быть во множестве мест одновременно не дает ему и минуты отдыха. Ханлар Гаджиев, начальник медицинской службы Министерства обороны Азербайджана, на минуту приостанавливается и кладет под язык белую крупинку нитроглицерина.
— Что происходит в Ходжалы?
— Мы еще точно не знаем, но, по всей вероятности, группа беженцев попала под перекрестный огонь... Скоро туда полетит вертолет...
— Много пострадавших?
— Не то слово, — он достает блокнот. — Сейчас, на 13 часов, только врачи нашего поезда оказали помощь 290 человекам. Из них — 123 с обморожениями. Огнестрельных ранений — 67. Пулевых — 43, осколочных — 24. Плюс ножевые ранения имеют 8 человек...
Шлепанье лопастей и гул оглушают нас. Из низких облаков материализуется вертолет.
Гаджиев кричит:
— Мы в Баку уже 66 человек отправили... Сейчас следующая партия полетит.
— Сейчас не полетит...
Неслышно за шумом винтов подходит старый знакомый, Зульфи Касымов. Он заведует аппаратом исполнительной власти в районе. Своего рода — теневое правительство.
— Мы сейчас полетим в Ходжалы. Вы с нами? — обращается ко мне.
— Странный вопрос. Конечно...
— Сейчас наш оператор подъедет и тронемся...
— А раненые в Баку?
— Мы ненадолго. Максимум полчаса-час...
Из «санитарки» выскакивает старый знакомый, телеоператор Чингиз Мустафаев. Обычный бытовой «Панасоник», камера довольно большая, но на его плече кажется игрушкой. Он одет в армейский камуфляж, на плече — автомат, на поясном ремне — пистолет Макарова в кобуре.
Мы прыгаем в вертолет, за нами забираются Касымов и два милиционера. Все вооружены. Такой странный состав «делегации», да еще и вооруженной, мне не очень нравится, и я склоняюсь к уху Чингиза.
— Зачем мы туда летим?
— Для съемки. Распоряжение пришло с самого «верха»... — показывает он пальцами на потолок кабины вертолета.
— Ты думаешь, нам разрешат снимать? Кто там контролирует ситуацию?
— Армяне, конечно... Думаю, договоримся.
Я пожимаю плечами. По меньшей мере наш полет выглядит авантюрой. Без договоренностей, без подготовки летим туда, где несколько часов назад были расстреляны тысячи людей.
И как сами убийцы отнесутся к появлению вертолета с журналистами? Авантюра чистейшей воды. Чем дольше я обдумываю сложившуюся ситуацию, тем меньше она мне нравится. Ну ладно, Чингиз вообще парень «безбашенный». Я много раз был с ним на съемке, поражаясь тому, как он совершенно бестрепетно снимал там, где не только что снимать — высунуть нос нельзя было.
Касымов явно хочет выслужиться перед президентом, а приказ на полет пришел, скорее всего, от Муталипова или его ближайшего окружения. Милиционеры и летчики — люди подневольные. Им приказали — они полетели... А меня-то почему сюда черт занес? Мне-то что, больше всех надо?
Пока я казню и ругаю себя, тон работы двигателя меняется. Кажется, прилетели...
Я выглядываю в круглое окошко и буквально отшатываюсь от неправдоподобно страшной картины. На желтой траве предгорья, где в тени еще дотаивают серые лепешки снега, остатки зимних сугробов, лежат мертвые люди. Вся эта громадная площадь до близкого горизонта усеяна трупами женщин, стариков, старух, мальчиков и девочек всех возрастов, от грудного младенца до подростка...
Глаз вырывает из месива тел две фигурки — бабушки и маленькой девочки. Бабушка, с седой непокрытой головой, лежит лицом вниз рядом с крошечной девочкой в голубой курточке с капюшоном. Ноги у них почему-то связаны колючей проволокой, а у бабушки связаны еще и руки. Обе застрелены в голову. Последним жестом маленькая, лет четырех, девочка протягивает руки к убитой бабушке. Ошеломленный, я даже не сразу вспоминаю о камере...
Но шок проходит, и я начинаю съемку пока из окна. Вертолет зависает над полем, летчики выбирают место, чтобы колесо не потревожило никого из павших...
Вдруг винтокрылая машина, не приземлившись, как-то подпрыгивает в воздухе и сваливается вправо, в какой-то безумный вираж вниз, параллельно склону. Перед глазами в окне, совсем рядом, проносятся трава, камни и трупы, трупы, трупы...
— Что случилось? — отрываюсь от видоискателя.
— Обстреливают...— лаконично говорит Чингиз, не отрываясь от камеры. — Хорошо, что они далеко.
— Кто это?
— А кто знает? Армяне, наверное...
Вдалеке, почти на границе видимости, темнеют фигурки людей, одетых в армейский камуфляж, которые, словно из шлангов, поливают наш вертолет автоматными очередями... От них к вертолету тянутся красные пунктиры. Один из сопровождающих нас милиционеров вскрикивает и бледнеет. Пуля, пробив обшивку вертолета, попадает ему в бедро.
Летчики, не поднимая тяжелую машину над холмами предгорий, держат ее буквально в метре от земли. Как им удается на скорости почти 200 километров в час реагировать на малейшие неровности земной поверхности? Вертолет мчится, словно автомобиль по трассе. По сторонам мелькают редкие кустики, кучки камней... Через несколько мгновений такого сумасшедшего полета, показавшихся нам часами, вертолет взмывает в простор вечереющего неба и почти сразу же скрывается в низких облаках.
Нас окутывает серый влажный туман. На прозрачном пластике окон собираются мельчайшие капли, которые, быстро укрупнившись, стекают на обшивку.
Мастерство летчиков выносит нас из зоны обстрела...
Я смотрю на Чингиза. По обветренному, остановившемуся лицу сильного человека бегут слезы. Поймав взгляд, он спохватывается и с силой проводит по глазам ладонью...
— Почему? Деток-то за что? — бормочет он... А слезы снова выступают на его глазах.
Я смотрю на счетчик своей камеры. Он показывает, что вся моя съемка продолжалась 37 секунд... 37 секунд кошмара.
Буквально через 20 минут полета мы возвращаемся на место старта у санитарного поезда. Приземлившийся вертолет оказывается в кольце людей, которые смотрят на нас словно на выходцев с того света. Словно не веря своим глазам, люди дотрагиваются до нас.
— А ведь мы вас уже похоронили... — говорит Гаджиев. — Ну, хвала Аллаху, целы!
— Не все целы, — откликается Касымов. — Пошлите санитаров, милиционера ранило...
Его лицо бледно, руки, когда он пытается прикурить, дрожат и никак не могут справиться с зажигалкой. Потемневший лицом Чингиз раздвигает кольцо людей, садится в машину и уезжает в Агдам.
У меня свои заботы, 37 отснятых секунд жгут мне руки. Я выхожу из круга людей и поднимаю камеру.
В видоискателе — дорога, по которой мчится машина с ранеными. Вот раненых выгружают на носилки, прямо с платформы через открытые окна вагонов заносят в операционный вагон. Девочка лет шести с перевязанной головой. Повязка сделана так, что полностью закрывает ей оба глаза.
Не выключая камеры, я наклоняюсь к ней:
— Что с тобой, милая?
— Глазки горят... Глазки у меня горят... Дядя! Глазки у меня горят!!!
Врач трогает меня за плечо:
— Слепая она. У нее глаза были выжжены окурками... Когда ее привезли к нам, из глаз торчали окурки...»
Виктория Ивлева, российская журналистка:
«Я смогла побывать в городе Ходжалы после штурма и сделать ужасные снимки, на которых запечатлены дети, женщины, погибшие при захвате Ходжалы. По фотоснимкам видно, что по ходжалинцам стреляли с близкого расстояния на поражение и город подвергли жесткому ракетно-артиллерийскому обстрелу».
Леонид Кравец, пилот вертолета
«Утром 26 февраля 1992 года, когда мы возвращались откуда-то из-под Ханкенди, второй пилот кричит мне: «Смотрите, сколько внизу разбросано тряпок!». Я посмотрел вниз и заметил, что все поле было разноцветным. Мы пошли на снижение и вдруг увидели, что это трупы. Убитых было никак не меньше 300-400 человек, может быть, даже больше. По полю ходили боевики и добивали раненых. Когда они нас увидели, то открыли по вертолету огонь. Но нам удалось уйти.
- В тот же вечер прилетел представитель президента Азербайджана и попросил нас отвезти его и представителей прессы на место массового убийства мирных жителей. Командование дало «добро», и мы полетели в Агдам, где на борт была взята съемочная группа Чингиза Мустафаева и еще несколько иностранных корреспондентов. На борт были взяты также несколько милиционеров из Ходжалы.
Мы не смогли сразу сесть на том поле, нас сразу же начали обстреливать. Хотя на вертолете был нарисован красный крест. Я сказал, что высажу всех на поле, а сам поднимусь выше, так как, если я сяду, то меня сразу же собьют из гранатомета. Мы договорились, что я покружусь над территорией 5-7 минут и снова сяду, чтобы забрать прилетевших со мной.
Я поднялся на определенную высоту и вдруг заметил, что в нашу сторону из Ходжалы мчатся несколько машин. Я тут же сел на поле и начал торопить, чтобы побыстрее улететь.
Чингизу Мустафаеву и прилетевшим с ним людям удалось погрузить в вертолет несколько трупов детей. С нами был один капитан милиции, которого мы взяли на борт в Агдаме, он нашел в поле труп своего трех- или четырехлетнего ребенка. Труп ребенка был страшно обезображен, в него была всажена вся обойма. Капитан передал труп ребенка на борт, а у самого уже сил не было подняться. С трудом удалось втянуть его в уже взлетавший вертолет. Пока мы летели в Агдам, этот мужчина прижимал труп ребенка к груди и плакал. Когда мы подлетели к городу, стало понятно, что убитый горем отец потерял рассудок. Он даже не мог выйти с вертолета в Агдаме».
В. Белых Корреспондент газеты «Известия»
«Время от времени в Агдам привозят обмененные на живых заложников тела своих погибших. Но и в ночном кошмаре такого не привидится: выколотые глаза, отрезанные уши, снятые скальпы, отрубленные головы. Связки из нескольких трупов, которые долго таскали по земле на верёвках за бронетранспортером. Издевательствам нет предела».
Большую роль в штурме Ходжалы сыграл 366-й мотострелковый полк. Служили в нем в основном армяне, хотя были и служащие и из других регионов СССР. Офицерский же состав состоял в основном из россиян. Командовал полком Юрий Зарвигоров, бывший в звании подполковника. И это не единственный случай, когда служащие в этом полку помогали армянам захватывать города: Мешели, Малыбейли, Кяркиджахан, Карадаглы.
Российское командование отрицало участие 366-полка в конфликте, но этому есть неопровержимые доказательства, как со стороны очевидцев, та и со стороны взятых азербайджанцами в плен самих служащих.
Что еще больше омрачает данные события даже сейчас, спустя много лет после трагедии, так это то, что виновные во всем этом лица остались без наказания. Например, тот же самый командир полка, подполковник Зарвигоров, сейчас тихо-мирно живет себе в Псковской области, хотя разыскивается Интерполом. Также и майор Евгений Набоких, который за штурм Ходжалы получил кругленькую сумму в валюте, и уехал с семьей в Аргентину. В розыске до сих пор находятся и офицеры 366-го полка Гармаш В.А., Смагин А.В., Балязин О.В., Пономарёв В.А. Это относительно русской стороны, и это далеко не полный список.
Что же касательно Армении, то в список попали и бывший президент Армении Роберт Кочарян, и нынешний глава государства Серж Саргсян. Сейран Оганян, который сейчас занимает должность министра обороны, в феврале 1992-го командовал 2-м батальоном 366-го полка, Мовсес Акопян командовал в полку ротой.
Также виновны в этом и люди не военного дела, а мастера пера – писатели Зорий Балаян и Баграт Улубабян, а также поэтесса Сильва Капутикян, которые разжигали этнический конфликт между азербайджанцами и армянами.
Многие из этих людей виновны не только в этом, но и во многих других преступлениях.
Данная статья приурочена годовщине большой трагедии, которая произошла на Кавказе в 1992 году. И это даже сложно назвать трагедией – это настоящий ад на земле. Такого зверства, которое было проявлено войсками против мирного населения, человечество не видело со времен Второй Мировой войны. Речь в данной статье пойдет о штурме города Ходжалы, который проводился в ночь с 25 на 26 февраля.
Расскажем обо всем по порядку, с чего все начиналось, что стало причиной всего этого. В то время город Ходжалы входил в состав Нагорно-Карабахской автономной области. В тот момент, когда начался распад Советского Союза, между Арменией и Азербайджаном стал нарастать этнический конфликт. А к 1991 году этот конфликт перерос в открытую войну.
Город Ходжалы являлся важным стратегическим объектом, так как здесь был единственный в Нагорном Карабахе аэропорт, а также через город шли дороги из Агдама в Шушу, из Аскерана в Ханкенди (Степанакерт). Армения с самого начала конфликта хотела заполучить город, а также устрашить этим всех азербайджанцев, которые проживали в то время в регионе.
Кольцо над городом начало сужаться еще с 1991 года, с октября месяца. С того времени были отрезаны все наземные дороги, которые связывали город с другими населенными пунктами. Оставался только один способ связи – вертолет, периодически прилетавший в город. Но в последние дни перед штурмом и вертолеты перестали летать, так как была большая вероятность быть сбитым. Последний вертолет вывез из Ходжалы 300 человек. Было это 13 февраля. Все время, пока армянские военные группировки блокировали город, продолжались артиллерийские обстрелы гражданских объектов. Состоянием на февраль месяц в городе оставалось около 3 тысяч мирных граждан.
Обороняли город отряды милиции, ополченцы и национальная армия – всего около 300 человек. Атакующая сторона же имела в распоряжении более 2 тысяч солдат, а также бронированную технику. В итоге их численность превышала количество обороняющихся в 10 раз.
Штурм города начался 25 февраля в 11 вечера с мощного артиллерийского обстрела. Армянские войска и части 366-го полка вошли в город с трех сторон около часа ночи. Уже к 7-м утра последний очаг сопротивления был подавлен. Мирные люди начали поспешно покидать город, двигаясь в двух направлениях: с восточной стороны, двигаясь по руслу реки на северо-восток, и с северной стороны, двигаясь в том же направлении, но оставляя Аскеран по правую сторону. По второму направлению шло меньше беженцев. Основная масса жителей шла как раз по первому направлению вдоль русла реки.
Еще даже не покинув город, по мирным жителям был открыт огонь. Стреляли вошедшие в город солдаты 366-го мотострелкового полка. Тем же, кто сумел покинуть город, по пути к Агдаму постоянно подвергались обстрелу армянскими группировками. Стреляли без разбора: в женщин, детей, стариков, всех, кто спасался бегством.
В городе же осталось около 300 человек, которые так и остались прятаться в домах и погребах после артиллерийского обстрела. После захвата города они были взяты плен, после чего и перевезли в Ханкенди (Степанакерт). Многие из них подвергались насилию, другие же были отправлены в рабство в армянские семьи. Многих из них убили, другие скончались, не выдержав систематических издевательств, избиений и пыток.
Всего по официальным данным, в ходе штурма и дальнейшего преследования покидающих город мирных жителей было убито 613 человек, из которых: 63 детей, 106 женщин, 70 пожилых. Раненными в Агдам было доставлено 487 человек, из которых 76 детей. Всего за одну ночь армяне и русские уничтожили полностью 8 семей, 25 детей оставили сиротами, 130 детей лишили одного из родителей. В заложники попало 1275 человек. Без вести пропало 150 человек.
Но что самое страшное, так это то, что это было не просто убийство, а издевательство, глумление над уже погибшими, или теми, кто уже был при смерти. На многих трупах, доставленных в Агдам (около 200 тел) явно были видны следы бесчеловечного обращения армян и солдат 366-го полка. Это же подтверждают и слова очевидцев, которые видели все это собственными глазами:
Санубар Алекперова, жительница Ходжалы:
«...Гасанабад, Мехтикенд, Боздагы - со всех сторон стреляли. От грохота БМП, вошедших в Ходжалы, содрогалась земля. Сначала женщинам и детям велели спрятаться в подвалы.
Потом пришел глава исполнительной власти Эльман Мамедов и сказал, что надо спасаться, иначе всех уничтожат. Начальник аэропорта Алиф Гаджиев повел нас через лес в сторону Агдама. Вблизи села Нахичеваник попали в засаду. То, что я здесь увидела, мне никогда не забыть: образовалась гора из трупов. И мать мою застрелили. Дочерей моих Севиндж и Хиджран ранили. В тот же миг и в меня попала пуля. Молодые женщины и дети в судорогах умирали на снегу. С нами была рация. Мы кричали о том, что происходит, молили о помощи. Но помощь не пришла».
Джамиль Мамедов, житель Ходжалы:
«Войдя в город, танки и бронетранспортеры разрушали дома и давили людей. За русскими солдатами шли армянские боевики. Прихватив с собой 5-летнего внука и 14 тысяч рублей, я побежал в сторону леса. Чтобы ребенок ночью не замерз, я снял свою одежду и укутал его. Но это не помогало. Пришлось зарыться с малышом в снег. Утром; поняв, что ребенок не выдержит, я направился в ближайшее армянское село Нахичеваник, где нас встретили вооруженные армяне. Я умолял их взять деньги и ради ребенка пропустить нас в Агдам. В ответ меня избили, ограбили и отвели к коменданту села.
Тот приказал запереть нас в хлеву, где уже находились азербайджанские женщины и дети. В хлеве нас держали 4 дня, не давали ни есть, ни пить. Но злу нет предела. Когда через 4 дня меня с внуком доставили в Аскеранский район, там началось такое, что хлев в Нахичеванике вспомнился как рай.
Иностранные наемники (я знаю армянский язык и отличаю местного армянина от приезжего) выдернули у меня ногти на ногах. Негры же, находящиеся среди армян, высоко подпрыгивая, били меня ногами по лицу. После пыток, продолжавшихся несколько часов, меня обменяли на арестованного армянина. А внука моего отобрали. Ничего не знаю и о судьбе жены и дочери».
Сария Талыбова, жительница Ходжалы:
«...Нас привели на армянское кладбище. О том. что здесь произошло, мне трудно рассказать 4 молодых турка-месхетинца и 3 азербайджанца были принесены в жертву на могиле армянского боевика. Несчастным отрезали головы. После этого солдаты и боевики на глазах у родителей стали истязать и убивать их детей.
Потом трупы с помощью бульдозера сбросили в овраг. Потом привели двух азербайджанцев в форме национальной, армии и отвертками выкололи им глаза...»
Джанан Оруджев, житель Ходжалы:
«Мы пытались прорваться через лесопосадки в Агдам, но вблизи села Нахичеваник были встречены шквальным огнем солдат и боевиков. Немало детей и женщин было истреблено. Сына моего расстреляли. 16 лет ему было. Забрали у меня дочь 23-х лет с детьми-близнецами и вторую дочь, 18-летнюю, беременную».
Мушфик Алимамедов, житель Ходжалы, во время бегства из города был ранен и два дня пролежал в снегу:
«...Оружие у нас было - автоматы, ружья, пистолеты. Не было боеприпасов, еды. Долгая блокада истощила всех 25 февраля вечером армяне начали обстрел, а в полночь пошла в наступление бронетехника. Вначале был захвачен и сожжен аэропорт. Они не щадили никого - ни стариков, ни женщин, ни детей. Много людей было заживо сожжено в домах, особенно вблизи аэропорта. Страшный запах горелого мяса до сих пор преследует меня...
Большинство защитников полегли на поле боя. Оставшиеся в живых искали спасения в лесу в направлении села и, чтобы пробраться в Агдам. Вблизи армянского села Нахичеваник, что на дороге в Агдам, они попали в засаду. Много жителей погибло в засаде у села. Там же погиб спешивший на помощь женщинам начальник аэропорта Ходжалы, организатор бесперебойной работы аэропорта Алиф Гаджиев, за голову которого армяне уже давно назначили награду».
Минеш Алиева, жительница Ходжалы, 50 лет, огнестрельное ранение в руку:
«...Мы брели по лесу, проваливаясь в глубокий снег. Когда переходили дорогу, в меня попала пуля. Я упала и не могла подняться. Откудато из лесу, изза укрытий велась частая стрельба. Алиф схватил меня и выволок на обочину дороги. Потом он залег в кустах и дал очередь по обстреливающим нас боевикам. Стрельба из лесу на какоето время прекратилась. Алиф закричал женщинам, которые лежали на другой стороне дороги, не смея поднять голову, чтобы они быстрее переходили. Он периодически стрелял, и каждый раз боевики затихали. За это время около двадцати женщин и детей перебежали дорогу. Когда Алиф стал менять магазин армяне открыли ответный огонь. Одна из пуль попала Алифу прямо в лоб. Это было жуткое зрелище...»
Мурвет Мамедов, раненый, девять лет.
«Меня ранили в ногу, а брата Ахмеда - в руку. Он старше меня, ему уже одиннадцать лет. Я видел, как они отрезали уши у мертвых. У одной тетеньки вытаскивали золотые зубы прямо изо рта. Я боялся, что они и у меня выдернут зубы».
Сусан Джафарова, 1968 года рождения:
“Я — медсестра. Мы с врачом несли на носилках раненого. Вместе с группой односельчан перешли железнодорожный мост и реку Гар-гар. В ледяной воде я потеряла обувь. Долго прятались в заснеженном лесу, окруженном со всех сторон армянскими боевиками. У одной женщины был на руках 9-месячный ребенок. Он громко плакал. Из-за него нас всех могли обнаружить. Мать в страхе зажимала ему рот. Когда они добрались до Агдама, малютка почти не дышал... Мы вышли на поляну возле армянского села Нахичеваник. Там уже лежало много убитых. Послышалась армянская речь. Я упала на землю и притворилась убитой. Они ходили рядом и добивали тех; кто стонал и шевелился... Всю остальную дорогу я ползла, так как уже не могла идти...”
Рафаель Иманов,сержант милиции,житель Агдама. Помогал убирать мертвых.
«Ложбина на дороге Нахчиваник-Аскеран была полна телами мертвых азербайджанок. Ноги женщин были связаны их же чулками. У некоторых были отрезаны пальцы рук, у некоторых - уши. Армяне отсекали безымянные и средние пальцы и уши, чтобы не тратить времени на снимание колец и серег. Эта страшная картина до сих пор снится мне».
Юрий Романов российский телерепортер:
«Когда мы приезжаем, наконец, к госпитальному поезду, (поезд стоял на железнодорожной станции в Агдаме) на платформе и в вагонах идет кровавая работа. Одна за другой к перрону подъезжают машины с горящими фарами, и с них сгружают уж совсем непривычных раненых: женщин, детей и стариков. Мужчин почти нет...
— Откуда привезли? — спрашиваю очумевшего водителя.
— Ходжалы... — машет он рукой, и как только кузов освобождается, машина рывком трогается и уезжает...
— А это откуда? — спрашиваю второго водителя, привезшего в салоне «уазика», в просторечии называемого «буханка», целую семью. Израненные, все в крови, женщина и трое детей. Глава семьи лежит на железном полу без признаков жизни. Четвертого ребенка, окровавленный сверток, женщина покачивает в руках... Когда глохнет перегруженный двигатель, становится слышно, как женщина тихо поет колыбельную без слов:
— Аа-аа-аа-а!
— Мама! Мамочка! — дергают ее за рукав мальчик и две девочки постарше... Они тоже покалечены или ранены, их одежда также залита кровью. Но мать на них внимания не обращает...
— Ходжалы... — говорит водитель, помогая выйти из машины раненой женщине с мертвым ребенком.
Одна за другой подходят машины с ранеными. На дороге образуется целая колонна разномастных автомобилей с горящими фарами. Один из водителей, садясь в кабину, замечает:
— У нас только свадебные колонны вот так днем с фарами ездят...
А кровавая «свадьба» продолжается...
По перрону вдоль состава мечется плотный подполковник медицинской службы. У него землистое лицо и одышка человека, у которого не в порядке сердце. Но необходимость быть во множестве мест одновременно не дает ему и минуты отдыха. Ханлар Гаджиев, начальник медицинской службы Министерства обороны Азербайджана, на минуту приостанавливается и кладет под язык белую крупинку нитроглицерина.
— Что происходит в Ходжалы?
— Мы еще точно не знаем, но, по всей вероятности, группа беженцев попала под перекрестный огонь... Скоро туда полетит вертолет...
— Много пострадавших?
— Не то слово, — он достает блокнот. — Сейчас, на 13 часов, только врачи нашего поезда оказали помощь 290 человекам. Из них — 123 с обморожениями. Огнестрельных ранений — 67. Пулевых — 43, осколочных — 24. Плюс ножевые ранения имеют 8 человек...
Шлепанье лопастей и гул оглушают нас. Из низких облаков материализуется вертолет.
Гаджиев кричит:
— Мы в Баку уже 66 человек отправили... Сейчас следующая партия полетит.
— Сейчас не полетит...
Неслышно за шумом винтов подходит старый знакомый, Зульфи Касымов. Он заведует аппаратом исполнительной власти в районе. Своего рода — теневое правительство.
— Мы сейчас полетим в Ходжалы. Вы с нами? — обращается ко мне.
— Странный вопрос. Конечно...
— Сейчас наш оператор подъедет и тронемся...
— А раненые в Баку?
— Мы ненадолго. Максимум полчаса-час...
Из «санитарки» выскакивает старый знакомый, телеоператор Чингиз Мустафаев. Обычный бытовой «Панасоник», камера довольно большая, но на его плече кажется игрушкой. Он одет в армейский камуфляж, на плече — автомат, на поясном ремне — пистолет Макарова в кобуре.
Мы прыгаем в вертолет, за нами забираются Касымов и два милиционера. Все вооружены. Такой странный состав «делегации», да еще и вооруженной, мне не очень нравится, и я склоняюсь к уху Чингиза.
— Зачем мы туда летим?
— Для съемки. Распоряжение пришло с самого «верха»... — показывает он пальцами на потолок кабины вертолета.
— Ты думаешь, нам разрешат снимать? Кто там контролирует ситуацию?
— Армяне, конечно... Думаю, договоримся.
Я пожимаю плечами. По меньшей мере наш полет выглядит авантюрой. Без договоренностей, без подготовки летим туда, где несколько часов назад были расстреляны тысячи людей.
И как сами убийцы отнесутся к появлению вертолета с журналистами? Авантюра чистейшей воды. Чем дольше я обдумываю сложившуюся ситуацию, тем меньше она мне нравится. Ну ладно, Чингиз вообще парень «безбашенный». Я много раз был с ним на съемке, поражаясь тому, как он совершенно бестрепетно снимал там, где не только что снимать — высунуть нос нельзя было.
Касымов явно хочет выслужиться перед президентом, а приказ на полет пришел, скорее всего, от Муталипова или его ближайшего окружения. Милиционеры и летчики — люди подневольные. Им приказали — они полетели... А меня-то почему сюда черт занес? Мне-то что, больше всех надо?
Пока я казню и ругаю себя, тон работы двигателя меняется. Кажется, прилетели...
Я выглядываю в круглое окошко и буквально отшатываюсь от неправдоподобно страшной картины. На желтой траве предгорья, где в тени еще дотаивают серые лепешки снега, остатки зимних сугробов, лежат мертвые люди. Вся эта громадная площадь до близкого горизонта усеяна трупами женщин, стариков, старух, мальчиков и девочек всех возрастов, от грудного младенца до подростка...
Глаз вырывает из месива тел две фигурки — бабушки и маленькой девочки. Бабушка, с седой непокрытой головой, лежит лицом вниз рядом с крошечной девочкой в голубой курточке с капюшоном. Ноги у них почему-то связаны колючей проволокой, а у бабушки связаны еще и руки. Обе застрелены в голову. Последним жестом маленькая, лет четырех, девочка протягивает руки к убитой бабушке. Ошеломленный, я даже не сразу вспоминаю о камере...
Но шок проходит, и я начинаю съемку пока из окна. Вертолет зависает над полем, летчики выбирают место, чтобы колесо не потревожило никого из павших...
Вдруг винтокрылая машина, не приземлившись, как-то подпрыгивает в воздухе и сваливается вправо, в какой-то безумный вираж вниз, параллельно склону. Перед глазами в окне, совсем рядом, проносятся трава, камни и трупы, трупы, трупы...
— Что случилось? — отрываюсь от видоискателя.
— Обстреливают...— лаконично говорит Чингиз, не отрываясь от камеры. — Хорошо, что они далеко.
— Кто это?
— А кто знает? Армяне, наверное...
Вдалеке, почти на границе видимости, темнеют фигурки людей, одетых в армейский камуфляж, которые, словно из шлангов, поливают наш вертолет автоматными очередями... От них к вертолету тянутся красные пунктиры. Один из сопровождающих нас милиционеров вскрикивает и бледнеет. Пуля, пробив обшивку вертолета, попадает ему в бедро.
Летчики, не поднимая тяжелую машину над холмами предгорий, держат ее буквально в метре от земли. Как им удается на скорости почти 200 километров в час реагировать на малейшие неровности земной поверхности? Вертолет мчится, словно автомобиль по трассе. По сторонам мелькают редкие кустики, кучки камней... Через несколько мгновений такого сумасшедшего полета, показавшихся нам часами, вертолет взмывает в простор вечереющего неба и почти сразу же скрывается в низких облаках.
Нас окутывает серый влажный туман. На прозрачном пластике окон собираются мельчайшие капли, которые, быстро укрупнившись, стекают на обшивку.
Мастерство летчиков выносит нас из зоны обстрела...
Я смотрю на Чингиза. По обветренному, остановившемуся лицу сильного человека бегут слезы. Поймав взгляд, он спохватывается и с силой проводит по глазам ладонью...
— Почему? Деток-то за что? — бормочет он... А слезы снова выступают на его глазах.
Я смотрю на счетчик своей камеры. Он показывает, что вся моя съемка продолжалась 37 секунд... 37 секунд кошмара.
Буквально через 20 минут полета мы возвращаемся на место старта у санитарного поезда. Приземлившийся вертолет оказывается в кольце людей, которые смотрят на нас словно на выходцев с того света. Словно не веря своим глазам, люди дотрагиваются до нас.
— А ведь мы вас уже похоронили... — говорит Гаджиев. — Ну, хвала Аллаху, целы!
— Не все целы, — откликается Касымов. — Пошлите санитаров, милиционера ранило...
Его лицо бледно, руки, когда он пытается прикурить, дрожат и никак не могут справиться с зажигалкой. Потемневший лицом Чингиз раздвигает кольцо людей, садится в машину и уезжает в Агдам.
У меня свои заботы, 37 отснятых секунд жгут мне руки. Я выхожу из круга людей и поднимаю камеру.
В видоискателе — дорога, по которой мчится машина с ранеными. Вот раненых выгружают на носилки, прямо с платформы через открытые окна вагонов заносят в операционный вагон. Девочка лет шести с перевязанной головой. Повязка сделана так, что полностью закрывает ей оба глаза.
Не выключая камеры, я наклоняюсь к ней:
— Что с тобой, милая?
— Глазки горят... Глазки у меня горят... Дядя! Глазки у меня горят!!!
Врач трогает меня за плечо:
— Слепая она. У нее глаза были выжжены окурками... Когда ее привезли к нам, из глаз торчали окурки...»
Виктория Ивлева, российская журналистка:
«Я смогла побывать в городе Ходжалы после штурма и сделать ужасные снимки, на которых запечатлены дети, женщины, погибшие при захвате Ходжалы. По фотоснимкам видно, что по ходжалинцам стреляли с близкого расстояния на поражение и город подвергли жесткому ракетно-артиллерийскому обстрелу».
Леонид Кравец, пилот вертолета
«Утром 26 февраля 1992 года, когда мы возвращались откуда-то из-под Ханкенди, второй пилот кричит мне: «Смотрите, сколько внизу разбросано тряпок!». Я посмотрел вниз и заметил, что все поле было разноцветным. Мы пошли на снижение и вдруг увидели, что это трупы. Убитых было никак не меньше 300-400 человек, может быть, даже больше. По полю ходили боевики и добивали раненых. Когда они нас увидели, то открыли по вертолету огонь. Но нам удалось уйти.
- В тот же вечер прилетел представитель президента Азербайджана и попросил нас отвезти его и представителей прессы на место массового убийства мирных жителей. Командование дало «добро», и мы полетели в Агдам, где на борт была взята съемочная группа Чингиза Мустафаева и еще несколько иностранных корреспондентов. На борт были взяты также несколько милиционеров из Ходжалы.
Мы не смогли сразу сесть на том поле, нас сразу же начали обстреливать. Хотя на вертолете был нарисован красный крест. Я сказал, что высажу всех на поле, а сам поднимусь выше, так как, если я сяду, то меня сразу же собьют из гранатомета. Мы договорились, что я покружусь над территорией 5-7 минут и снова сяду, чтобы забрать прилетевших со мной.
Я поднялся на определенную высоту и вдруг заметил, что в нашу сторону из Ходжалы мчатся несколько машин. Я тут же сел на поле и начал торопить, чтобы побыстрее улететь.
Чингизу Мустафаеву и прилетевшим с ним людям удалось погрузить в вертолет несколько трупов детей. С нами был один капитан милиции, которого мы взяли на борт в Агдаме, он нашел в поле труп своего трех- или четырехлетнего ребенка. Труп ребенка был страшно обезображен, в него была всажена вся обойма. Капитан передал труп ребенка на борт, а у самого уже сил не было подняться. С трудом удалось втянуть его в уже взлетавший вертолет. Пока мы летели в Агдам, этот мужчина прижимал труп ребенка к груди и плакал. Когда мы подлетели к городу, стало понятно, что убитый горем отец потерял рассудок. Он даже не мог выйти с вертолета в Агдаме».
В. Белых Корреспондент газеты «Известия»
«Время от времени в Агдам привозят обмененные на живых заложников тела своих погибших. Но и в ночном кошмаре такого не привидится: выколотые глаза, отрезанные уши, снятые скальпы, отрубленные головы. Связки из нескольких трупов, которые долго таскали по земле на верёвках за бронетранспортером. Издевательствам нет предела».
Большую роль в штурме Ходжалы сыграл 366-й мотострелковый полк. Служили в нем в основном армяне, хотя были и служащие и из других регионов СССР. Офицерский же состав состоял в основном из россиян. Командовал полком Юрий Зарвигоров, бывший в звании подполковника. И это не единственный случай, когда служащие в этом полку помогали армянам захватывать города: Мешели, Малыбейли, Кяркиджахан, Карадаглы.
Российское командование отрицало участие 366-полка в конфликте, но этому есть неопровержимые доказательства, как со стороны очевидцев, та и со стороны взятых азербайджанцами в плен самих служащих.
Что еще больше омрачает данные события даже сейчас, спустя много лет после трагедии, так это то, что виновные во всем этом лица остались без наказания. Например, тот же самый командир полка, подполковник Зарвигоров, сейчас тихо-мирно живет себе в Псковской области, хотя разыскивается Интерполом. Также и майор Евгений Набоких, который за штурм Ходжалы получил кругленькую сумму в валюте, и уехал с семьей в Аргентину. В розыске до сих пор находятся и офицеры 366-го полка Гармаш В.А., Смагин А.В., Балязин О.В., Пономарёв В.А. Это относительно русской стороны, и это далеко не полный список.
Что же касательно Армении, то в список попали и бывший президент Армении Роберт Кочарян, и нынешний глава государства Серж Саргсян. Сейран Оганян, который сейчас занимает должность министра обороны, в феврале 1992-го командовал 2-м батальоном 366-го полка, Мовсес Акопян командовал в полку ротой.
Также виновны в этом и люди не военного дела, а мастера пера – писатели Зорий Балаян и Баграт Улубабян, а также поэтесса Сильва Капутикян, которые разжигали этнический конфликт между азербайджанцами и армянами.
Многие из этих людей виновны не только в этом, но и во многих других преступлениях.
Komentarai
Rašyti komentarą